ИСТОРИЯ  СТАНОВЛЕНИЯ  ПРИЗНАННЫХ  КОНЦЕПЦИЙ  ПРАВ  ЧЕЛОВЕКА, КОНЦЕПЦИЙ ПРАВОВОГО КОНТРОЛЯ И ГАРАНТИЙ ОБЕСПЕЧЕНИЯ  ГУМАНИЗМА                              

Геродот ситуацию в Спарте до и после Ликурга: "Прежде у лакедемонян были даже почти что самые дурные законы из всех эллинов, так как они не общались ни друг c другом, ни с чужеземными государствами. Свое теперешнее прекрасное государственное устройство  они получили вот каким образом. Ликург, знатный спартанец, прибыл в Дельфы вопросить оракул... По словам некоторых, Пифия... предрекла Ликургу даже всё существующее ныне спартанское государственное устройство. Но, как утверждают сами лакедемоняне, Ликург принес эти нововведения из Крита...

Как только                                                                                                                                               Ликург стал опекуном царя, то изменил все законы и строго следил, чтобы их не преступали. Затем он издал указы о разделении войска на эномотии, установил триакады и сисситии. Кроме того, Ликург учредил должность эфоров и основал совет старейшин. Так-то лакедемоняне переменили свои дурные законы на хорошие " (I, 65, 2-66, 1).

            

         

 

 

 

 

 Плутарх  в  своих  «Жизнеописаниях» даёт развёрнутое описание законодательных заслуг Ликурга: «Египтяне утверждают, что Ликург побывал и у них и, горячо похвалив обособленность воинов от всех прочих групп населения, перенес этот порядок в Спарту, отделил ремесленников и мастеровых и создал образец государства, поистине прекрасного и чистого. Мнение египтян поддерживают и некоторые из греческих писателей…

Из многочисленных нововведений Ликурга первым и самым главным был Совет старейшин. В соединении с горячечной и воспаленной, по слову Платона, царской властью, обладая равным с нею правом голоса при решении важнейших дел, этот Совет стал залогом благополучия и благоразумия. Государство, которое носилось из стороны в сторону, склоняясь то к тираннии, когда победу одерживали цари, то к полной демократии, когда верх брала толпа, положив посредине, точно балласт в трюме судна, власть старейшин, обрело равновесие, устойчивость и порядок: двадцать восемь старейшин теперь постоянно поддерживали царей, оказывая сопротивление демократии, но в то же время помогали народу хранить отечество от тираннии...

Второе и самое смелое из преобразований Ликурга — передел земли. Поскольку господствовало страшное неравенство, толпы неимущих и нуждающихся обременяли город, а все богатства перешли в руки немногих, Ликург, дабы изгнать наглость, зависть, злобу, роскошь и еще более старые, еще более грозные недуги государства — богатство и бедность, уговорил спартанцев объединить все земли, а затем поделить их заново и впредь хранить имущественное равенство, превосходства же искать в доблести, ибо нет меж людьми иного различия, иного первенства, нежели то, что устанавливается порицанием постыдному и похвалою прекрасному… 

Затем он взялся за раздел и движимого имущества, чтобы до конца уничтожить всяческое неравенство, но, понимая, что открытое изъятие собственности вызовет резкое недовольство, одолел алчность и корыстолюбие косвенными средствами. Во-первых, он вывел из употребления всю золотую и серебряную монету, оставив в обращении только железную, да и той при огромном весе и размерах назначил ничтожную стоимость, так что для хранения суммы, равной десяти минам, требовался большой склад, а для перевозки — парная запряжка. По мере распространения новой монеты многие виды преступлений в Лакедемоне исчезли. Кому, в самом деле, могла припасть охота воровать, брать взятки или грабить, коль скоро нечисто нажитое и спрятать было немыслимо, и ничего завидного оно собою не представляло, и даже разбитое на куски не получало никакого употребления? Ведь Ликург, как сообщают, велел закалять железо, окуная его в уксус, и это лишало металл крепости, он становился хрупким и ни на что более не годным, ибо никакой дальнейшей обработке уже не поддавался…

Затем Ликург изгнал из Спарты бесполезные и лишние ремесла. Впрочем, большая их часть, и без того удалилась бы вслед за общепринятой монетой, не находя сбыта для своих изделий. Возить железные деньги в другие греческие города было бессмысленно, — они не имели там ни малейшей ценности, и над ними только потешались, — так что спартанцы не могли купить ничего из чужеземных пустяков, да и вообще купеческие грузы перестали приходить в их гавани. В пределах Лаконии теперь не появлялись ни искусный оратор, ни бродячий шарлатан-предсказатель, ни сводник, ни золотых или серебряных дел мастер — ведь там не было больше монеты! Но в силу этого роскошь, понемногу лишившаяся всего, что ее поддерживало и питало, сама собой увяла и исчезла. Зажиточные граждане потеряли все свои преимущества, поскольку богатству был закрыт выход на люди, и оно без всякого дела пряталось взаперти по домам… 

Чтобы нанести роскоши и страсти к богатству еще более решительный удар, Ликург провел третье и самое прекрасное преобразование — учредил общие трапезы: граждане собирались вместе и все ели одни и те же кушанья, нарочито установленные для этих трапез; они больше не проводили время у себя по домам, валяясь на мягких покрывалах у богато убранных столов, жирея благодаря заботам поваров и мастеровых, точно прожорливые скоты, которых откармливают в темноте, и растлевая не только нрав свой, но и тело, предающееся всевозможным наслаждениям и излишествам, приобретающее потребность в долгом сне, горячих купаниях, полном покое — словно в некоем ежедневном лечении. Это, конечно, чрезвычайно важно, но еще важнее, что благодаря совместному питанию и его простоте богатство, как говорит Феофраст, перестало быть завидным, перестало быть богатством. Невозможно было ни воспользоваться роскошным убранством, ни насладиться им, ни даже выставить его на показ и хотя бы потешить свое тщеславие, коль скоро богач ходил к одной трапезе с бедняком. Таким образом из всех городов под солнцем в одной лишь Спарте оправдалась ходячая истина, что бог Богатства слеп и лежит не подымаясь, точно изображение на картине, неодушевленное и неподвижное. Нельзя было и явиться на общий обед, предварительно насытившись дома: все зорко следили друг за другом и, если обнаруживали человека, который не ест и не пьет с остальными, порицали его, называя разнузданным и изнеженным…

 Говорят, что именно за это нововведение особенно люто возненавидели Ликурга богачи…»

 

 

“Сократ. - Если  мы  мысленно  представим  возникающее  государство,  то

увидим там зачатки справедливости и несправедливости, не так ли?

     Государство  возникает,  как я  полагаю, когда каждый  из нас не  может

удовлетворить сам себя, но во многом еще нуждается.

     Таким образом,  каждый человек  привлекает то одного,  то  другого  для

удовлетворения той или  иной  потребности. Испытывая нужду во многом, многие

люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь:

такое совместное поселение и получает у  нас название государства, не правда

ли? ...

     Так давай же займемся мысленно построением государства с самого начала.

Как видно, его создают наши потребности.

     Прежде  всего  нам, вероятно, надо смотреть  за творцами мифов: если их

произведение  хорошо, мы допустим его, если  же нет - отвергнем. Мы уговорим

воспитательниц и матерей рассказывать детям лишь признанные мифы, чтобы с их

помощью формировать души детей скорее, чем  их тела - руками. А  большинство

мифов, которые они теперь рассказывают, надо отбросить.

     Значит,  и  бог,  раз  он благ, не может быть причиной  всего,  вопреки

утверждению большинства. Он  причина лишь  немногих вещей, созданных им  для

людей,  а  ко  многому  он  не  имеет отношения: ведь  у  нас гораздо меньше

хорошего, чем плохого. Причиной блага нельзя считать  никого другого, но для

зла надо искать какие-то другие причины, только не бога.

     Но  когда говорят, что  бог, будучи  благим, становится для кого-нибудь

источником зла,  с  этим  всячески  надо  бороться:  никто  -  ни  юноша, ни

взрослый, если он стремится к законности в нашем государстве, - не должен ни

говорить об этом, ни слушать ни в стихотворном, ни в прозаическом изложении,

потому что такое утверждение нечестиво, не полезно нам и противоречит самому

себе.

     ...Вводить свою душу в обман относительно  действительности, оставлять

ее в заблуждении и самому быть  невежественным и проникнутым ложью - это  ни

для кого не приемлемо: здесь всем крайне ненавистна ложь. ...

     А  словесная  ложь  -  это  уже  воспроизведение  душевного  состояния,

последующее его отображение...

     Значит, любому божественному началу ложь чужда. ...

     Значит,  бог  - это нечто  вполне простое  и правдивое и  на деле,  и в

слове; он и сам не изменяется и других не вводит в заблуждение ни на словах,

ни посылая знамения - ни наяву, ни во сне. ...

     ...Боги  не  колдуны,  чтобы изменять свой  вид и вводить  нас в  обман

словом или делом.

 

 

Пока в государствах не будут царствовать философы  либо так  называемые

нынешние цари и владыки не станут благородно  и основательно философствовать

и  это не сольется  воедино -  государственная власть и философия, и пока не

будут в обязательном порядке отстранены те  люди - их много,  - которые ныне

порознь  стремятся либо к  власти, либо  к философии,  до  тех пор,  дорогой

Главкон, государствам не  избавиться  от зол, да и не  станет возможным  для

рода  человеческого  и  не  увидит   солнечного  света  то   государственное

устройство, которое мы только что описали словесно.

 

 

Ты  знаешь,  когда напрягаются,  чтобы  разглядеть предметы,  озаренные

сумеречным сиянием ночи, а не те, цвет которых предстает в свете дня, зрение

притупляется, и человека можно принять  чуть ли не за слепого, как будто его

глаза не в порядке. ...

     Между  тем  те же самые  глаза  отчетливо  видят  предметы,  освещенные

Солнцем: это показывает, что зрение в порядке.

     Считай,  что  так бывает и с душой: всякий раз,  когда она устремляется

туда,  где  сияют  истина  и  бытие,  она  воспринимает их  и  познает,  что

показывает  ее разумность. Когда  же  она уклоняется в  область  смешения  с

мраком, возникновения  и  уничтожения,  она тупеет,  становится подверженной

мнениям, меняет их так и этак, и кажется, что она лишилась ума. -

     Так вот  то,  что  придает познаваемым  вещам  истинность,  а  человека

наделяет  способностью  познавать, это ты  и считай идеей  блага -  причиной

знания и познаваемости истины.  Как  не прекрасно и то и другое - познание и

истина, но,  если идею блага ты будешь считать чем-то еще  более прекрасным,

ты будешь прав. Как правильно было бы считать зрение и свет солнцеобразными,

но признать их  Солнцем  было бы неправильно, так и здесь: правильно считать

познание и истину имеющими образ  блага, но признать что-либо  из  них самим

благом было бы неправильно: благо по его свойствам надо ценить еще больше.

     Считай,  что  и  познаваемые  вещи  не  только  могут  познаваться лишь

благодаря благу, но оно дает им и бытие, и существование, хотя само благо не

есть  существование,  оно   -  за  пределами  существования,   превышая  его

достоинством и силой.

     Для сравнения возьми линию, разделенную на два неравных отрезка. Каждый

такой  отрезок, то  есть область зримого и  область умопостигаемого, раздели

опять  таким же  путем,  причем область  зримого  ты  разделишь по  признаку

большей  или меньшей отчетливости. Тогда один из получившихся отрезков будет

содержать образы.  Я называю так прежде всего тени, затем отражения в воде и

в  плотных, гладких и  глянцевитых  предметах - одним словом,  все  подобное

этому. ...

 

 

 

Итак,  ты  знаешь, что у  различных людей непременно бывает столько  же

видов  духовного   склада,   сколько   существует   видов   государственного

устройства. Или ты думаешь, что государственные устройства рождаются невесть

откуда  -  от  дуба либо  от скалы,  а  не от тех  нравов, что наблюдаются в

государствах и влекут за собой все остальное, так как на их стороне перевес?

     Человека,  соответствующего правлению лучших  - аристократическому,  мы

уже разобрали и правильно признали его хорошим и справедливым. ...

     Теперь  нам  надо описать и  худших, иначе говоря, людей  соперничающих

между собой и  честолюбивых  - соответственно  лакедемонскому  строю,  затем

человека олигархического, демократического и тиранического, чтобы, указав на

самого несправедливого, противопоставить его самому справедливому...

     Ну так  давай попытаемся  указать, каким образом из  аристократического

правления может получиться тимократическое.

     Трудно  пошатнуть  государство, устроенное  таким  образом.  Однако раз

всему,  что возникает,  бывает конец,  то  даже и такой строй  не сохранится

вечно, но подвергнется разрушению. Означать же это будет следующее: урожай и

неурожай бывает  не только на то, что произрастает из земли, но и на то, что

на ней обитает, - на души  и на тела, всякий раз, как круговращение приводит

к полному завершению определенного цикла: у недолговечных существ  этот цикл

краток, у долговечных - наоборот. Когда железо примешается к серебру, а медь

к золоту, возникнут  отклонения и  нелепые сочетания, а это, где  бы  оно не

случилось, сразу порождает вражду и раздор.

     Борясь  и  соперничая  друг  с  другом,  они  пришли наконец к  чему-то

среднему:  согласились установить  частную собственность на  землю  и  дома,

распределив их между собою, а тех,  кого  до той поры они охраняли как своих

свободных друзей и  кормильцев, решили  обратить  в  рабов,  сделав  из  них

сельских  рабочих  и  слуг,  сами же  занялись  военным  делом  и сторожевой

службой.

     Там  побоятся ставить мудрых людей на государственные должности, потому

что там уже нет подобного рода простосердечных  и прямых людей, а есть  лишь

люди  смешанного  нрава; там  будут склоняться на  сторону  тех, кто яростны

духом, а также и тех,  кто попроще  - скорее рожденных  для  войны,  чем для

мира; там будут  в  чести военные уловки  и ухищрения,  ведь это государство

будет вечно воевать. ...

     Такого   рода  люди  будут  жадны  до   денег,  как   это  водится  при

олигархическом  строе;  в  омрачении  они,  как  дикари,  почитают  золото и

серебро,  у  них заведены  кладовые  и  домашние  хранилища,  чтобы все  это

прятать,  свои  жилища  они  окружают  оградой,  и  там,  прямо-таки  как  в

собственном  логове, они тратятся, не считаясь  с расходами, на  женщин и на

кого угодно. ...

     Удовольствиям они  предаются втайне,  убегая  от  закона,  как  дети от

строгого отца, ведь воспитало их насилие, а не убеждение...

     ...Одно только там бросается в глаза - соперничество  и честолюбие, так

как там господствует яростный дух. -

     Каким же станет человек в  соответствии с  этим государственным строем?

...

     Он  пожестче,  менее образован  и, хотя  ценит образованность и  охотно

слушает других,  сам, однако,  нисколько не владеет словом. С  рабами  такой

человек  жесток,  хотя их  и не презирает,  так  как  достаточно воспитан; в

обращении  со  свободными людьми он учтив,  а властям  чрезвычайно послушен;

будучи  властолюбив и честолюбив,  он считает, что основанием власти  должно

быть не умение говорить или что-либо подобное, но  военные  подвиги и вообще

все военное, потому-то он и любит гимнастику и охоту.

     Следующим после  этого  государственным строем была  бы,  как я  думаю,

олигархия. ...

     Это  строй,  основывающийся на имущественном цензе;  у власти стоят там

богатые, а бедняки не участвуют в правлении. ...

     Скопление  золота в  кладовых  у частных  лиц губит тимократию..  . Чем

больше они ценят дальнейшее продвижение по пути  наживы, тем меньше почитают

они добродетель.

     Раз  в государстве почитают  богатство и  богачей,  значит,  там меньше

ценятся добродетель и ее обладатели. ...

     А люди  всегда предаются тому, что считают ценным,  и пренебрегают тем,

что не ценится. ...

     Кончается это  тем, что вместо  стремления  выдвинуться  и  удостоиться

почестей  развивается  наклонность  к  стяжательству  и  наживе  и  получают

одобрение  богачи  -  ими  восхищаются,  их  назначают  на   государственные

должности, а бедняки там не в почете. ...

     Установление   имущественного   ценза  становится   законом  и   нормой

олигархического строя: чем более этот строй олигархичен, тем выше ценз;  чем

менее  олигархичен,  тем ценз ниже. Заранее объявляется,  что  к  власти  не

допускаются те,у  кого нет установленного имущественного  ценза. Такого рода

государственный строй держится применением вооруженной силы  или  же был еще

прежде установлен путем запугивания. ...

     Главный  порок - это  норма, на  которой он основан.  Посуди  сам: если

кормчих на кораблях назначать согласно имущественному цензу, а бедняка, будь

он и больше способен к управлению кораблем, не допускать...

     ...Подобного рода государство неизбежно не будет единым, а в нем как бы

будут  два  государства: одно - бедняков, другое - богачей. Хотя они и будут

населять одну и ту же местность, однако станут вечно злоумышлять друг против

друга. -

     Но нехорошо еще и то, что они, пожалуй, не смогут вести какую  бы то ни

было войну, так как неизбежно получилось бы, что олигархи, дав оружие в руки

толпы, боялись бы ее больше,  чем неприятеля...  Вдобавок они не пожелали бы

тратиться на войну, так как держатся за деньги. ...

     Посмотри,  не при  таком ли именно строе  разовьется величайшее из всех

этих зол?

     - Какое именно?

     -  Возможность продать все свое  имущество -  оно станет собственностью

другого,  - а продавши, продолжать жить в этом же государстве, не принадлежа

ни к одному из его сословий, то есть не будучи ни дельцом, ни ремесленником,

ни всадником, ни гоплитом, но тем, кого называют бедняками и неимущими.

     - Такой строй словно создан для этого!

     -  При олигархиях ничто не препятствует такому положению, иначе не были

бы в них одни чрезмерно богатыми, а другие совсем бедными.

     Вслед за  тем  давай  рассмотрим и  соответствующего  человека - как он

складывается и каковы его свойства.

     ...Пострадав  и потеряв  состояние, даже испугавшись, думаю я,  за свою

голову, он  в  глубине души свергает  с  престола честолюбие и присущий  ему

прежде яростный дух. Присмирев из-за бедности, он ударяется в стяжательство,

в крайнюю бережливость  и своим трудом понемногу копит деньги. Что ж, разве,

думаешь ты, такой человек не возведет на трон свою алчность и корыстолюбие и

не сотворит себе из них Великого царя? ...

     А  у ног  этого царя, прямо на земле, он там и сям рассадит  в качестве

его  рабов  разумность  и  яростный  дух.  Он   не  допустит  никаких   иных

соображений,  имея  в  виду лишь  умножение  своих скромных  средств.  Кроме

богатства и богачей, ничто  не будет вызывать у него восторга и почитания, а

его честолюбие будет направлено лишь  на стяжательство и на  все  то,  что к

этому ведет.

     Он бережлив и деятелен, удовлетворяет лишь самые насущные свои желания,

не допуская других трат и подавляя прочие влечения как пустые.

     Посмотри еще вот что: разве мы не признаем, что у него из-за недостатка

воспитания  появляются  наклонности  трутня  -  отчасти  нищенские,  отчасти

преступные, хотя он всячески их сдерживает из предосторожности? ...

     ...Он укрощает их не по разумным соображениям, а  в силу необходимости,

из страха, потому что дрожит за судьбу собственного имущества.

     И конечно, его бережливость будет препятствовать  ему выступить за свой

счет, когда  граждане будут соревноваться в чем-либо  ради победы  или  ради

удовлетворения благородного  честолюбия; он  не пожелает тратить деньги ради

таких  состязаний   и   славы,  боясь  пробудить   в   себе   наклонность  к

расточительству...

     После этого, как видно, надо рассмотреть демократию - каким образом она

возникает, а  возникнув,  какие имеет особенности, -  чтобы познакомиться  в

свою очередь со свойствами  человека подобного склада  и вынести  о нем свое

суждение. ...

     Олигархия  переходит в  демократию примерно следующим образом:  причина

здесь в  ненасытной погоне за  предполагаемым благом, состоящим якобы в том,

что надо быть как можно богаче. ...

     Да ведь при олигархии правители, стоящие у власти, будучи  богатыми, не

захотят  ограничивать  законом  распущенность молодых людей  и запрещать  им

расточать и  губить свое  состояние;  напротив, правители  будут скупать  их

имущество  или давать им под проценты  ссуду, чтобы самим стать еще богаче и

могущественнее.

     В таком государстве эти  люди, думаю я, сидят без дела,  но зато  у них

есть и  жало,  и  оружие;  одни  из  них  кругом  в долгах, другие  лишились

гражданских прав, а иных постигло и  то и другое; они полны ненависти к тем,

кто владеет  теперь их имуществом, а также и к прочим и замышляют переворот.

...

     Между тем дельцы, поглощенные своими делами,  по-видимому, не  замечают

таких  людей;  они  приглядываются к  остальным и  своими денежными  ссудами

наносят  раны тем, кто  податлив;  взимая проценты, во много раз превышающие

первоначальный долг, они разводят в государстве множество трутней и нищих.

     Что  же  касается самих правителей  и  их  окружения, то молодежь у них

избалованная, ленивая  телом и  духом  и  слабая; у нее нет  выдержки  ни  в

страданиях, ни в удовольствиях, и вообще она бездеятельна.

     Самим же  им,  кроме наживы, ни до  чего  нет дела, а о добродетели они

радеют ничуть не больше, чем бедняки.

     ...Нередко  бывает,  что человек  неимущий,  худой,  опаленный солнцем,

оказавшись во время  боя рядом  с богачом, выросшим в  тенистой  прохладе  и

нагулявшим себе  за чужой счет  жирок, видит,  как  тот задыхается и  совсем

растерялся.  Разве,  по-твоему,  этому  бедняку  не  придет  на  мысль,  что

подобного рода  люди богаты  лишь благодаря малодушию бедняков, и разве  при

встрече  без  посторонних  глаз  с  таким  же  бедняком  не  скажет  он ему:

"Господа-то наши - никчемные люди"? ...

     Подобно тому, как для нарушения равновесия болезненного тела достаточно

малейшего  толчка извне, чтобы ему расхвораться, - а иной раз расстройство в

нём бывает и без внешних причин, - так и государство, находящееся в подобном

состоянии, заболевает и воюет само собой по малейшему поводу...

     Демократия, на мой взгляд, осуществляется тогда, когда бедняки, одержав

победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а  остальных

уравняют в гражданских правах и в  замещении государственных должностей, что

при демократическом строе происходит большей частью по жребию.

     В демократическом  государстве нет никакой надобности принимать участие

в управлении, даже если ты к этому и способен; не обязательно и подчиняться,

если ты не желаешь, или воевать, когда другие воюют, или  соблюдать, подобно

другим,  условия  мира,   если  ты  мира  не  жаждешь.  И  опять-таки,  если

какой-нибудь закон запрещает тебе  управлять либо судить,  ты  все же можешь

управлять  и  судить, если это тебе придет в  голову.  Разве  не  чудесна на

первый взгляд и не соблазнительна подобная жизнь?

     Эта  снисходительность  вовсе не  мелкая  подробность  демократического

строя; напротив, в этом сказывается презрение ко всему  тому, что мы считали

важным, когда основывали наше государство. Если у  человека, говорили мы, не

выдающаяся натура, он никогда не станет добродетельным;  то же самое, если с

малолетства - в играх и в своих занятиях - он не соприкасается с прекрасным.

Между тем  демократический  строй, высокомерно поправ  все это, нисколько не

озабочен тем, кто от каких занятий переходит к государственной деятельности.

Человеку оказывается почет, лишь бы он обнаружил свое расположение к  толпе.

-

     Эти  и подобные им свойства присущи  демократии  -  строю,  не имеющему

должного  управления,  но приятному  и  разнообразному.  При нем  существует

своеобразное равенство - уравнивающее равных и неравных.

     Взгляни же, как эти свойства отразятся на отдельной личности.

     Когда  юноша,  выросший,  как  мы  только  что  говорили,  без должного

воспитания  и в  обстановке  бережливости,  вдруг  отведает меда  трутней  и

попадет  в  общество опасных и лютых зверей,  которые способны доставить ему

всевозможные наслаждения, самые пестрые и  разнообразные, это-то  и будет  у

него,   поверь   мне,   началом   перехода   от   олигархического   типа   к

демократическому.

     Опорожнив и  очистив  душу юноши,  уже захваченную ими и  посвященную в

великие   таинства,  они  затем   низведут  туда,  с   большим  блеском,   в

сопровождении многочисленного хора,  наглость,  разнузданность, распутство и

бесстыдство, увенчивая  их  венками  и прославляя в  смягченных  выражениях:

наглость они  будут  называть просвещенностью,  разнузданность  -  свободою,

распутство  -  великолепием,  бесстыдство -  мужеством. Разве  не именно так

человек,  воспитанный  в границах необходимых вожделений, уже в  юные  годы

переходит  к  развязному  потаканию  вожделениям, лишенным  необходимости  и

бесполезным.

     Но  если, на его  счастье, вакхическое  неистовство  не  будет  у  него

чрезмерным,  а  к  тому же  он  станет  немного постарше и главное  смятение

отойдет  уже  в  прошлое,   он  отчасти  вернется  к  своим  изгнанным  было

вожделениям, не полностью станет отдаваться  тем, которые вторглись, и в его

жизни  установится  какое-то  равновесие  желаний:   всякий  раз  он   будет

подчиняться  тому из них, которое  ему  словно досталось по жребию,  пока не

удовлетворит его полностью, а  уж затем -  другому желанию, причем ни одного

он не отвергнет, но все будет питать поровну. -

     Изо дня в день такой человек живет, угождая первому налетевшему на него

желанию: то он пьянствует  под звуки флейт, то вдруг пьет одну только воду и

изнуряет  себя,  то увлекается  телесными упражнениями;  а  то  бывает,  что

нападет  на него  лень, и тогда ни до чего ему нет охоты. Порой он  проводит

время  в занятиях, кажущихся философскими.  Часто занимают его  общественные

дела: внезапно  он вскакивает и говорит и  делает что придется. Увлечется он

людьми военными - туда его и несет, а если дельцами, то тогда в эту сторону.

В его жизни нет  порядка, в ней не царит необходимость; приятной,  вольной и

блаженной называет он эту жизнь и как таковой все время ею и пользуется.

     -  Ты  отлично  показал  уклад  жизни  свободного человека  в  условиях

равноправия.

     -  Что ж?  Допустим ли мы,  что подобного  рода  человек  соответствует

демократическому строю и потому мы вправе назвать его демократическим?

     - Допустим.

     - Но самое дивное государственное устройство и  самого дивного человека

нам еще остается разобрать: это - тирания и тиран.

     Как из  олигархии  возникла  демократия,  не  так  ли  и из  демократии

получается тирания? ...

     Благо, выдвинутое как конечная цель  - в результате чего и установилась

олигархия, было богатство, не так ли? ...

     А ненасытное стремление к богатству и пренебрежение всем, кроме наживы,

погубили олигархию. ...

     Так  вот,  и  то,  что  определяет как  благо демократия  и к  чему она

ненасытно стремится, именно это ее и разрушает.

     - Что же она, по-твоему, определяет как благо?

     - Свободу. В демократическом государстве только и  слышишь, как свобода

прекрасна  и что лишь в таком  государстве стоит  жить тому, кто свободен по

своей природе. ...

     Так вот...  такое ненасытное  стремление  к одному  и  пренебрежение  к

остальному искажает этот строй и подготавливает нужду в тирании. ...

     Граждан,  послушных  властям,  там  смешивают с грязью  как  ничего  не

стоящих добровольных  рабов,  зато правителей,  похожих  на  подвластных,  и

подвластных, похожих на правителей, там восхваляют и почитают как в частном,

так и в общественном обиходе.

     Но крайняя  свобода для народа такого  государства  состоит в том,  что

купленные рабы и рабыни ничуть не менее свободны, чем их покупатели.  Да, мы

едва не забыли сказать, какое равноправие и свобода существуют там у  женщин

по отношению к мужчинам и у мужчин по отношению к женщинам. ...

     ...Лошади  и  ослы привыкли здесь выступать важно и с  полной свободой,

напирая  на  встречных,  если те не  уступают им  дороги! Так-то  вот и  все

остальное преисполняется свободой.

     Так вот, мой  друг,  именно  из этого правления,  такого  прекрасного и

по-юношески дерзкого, и вырастает, как мне кажется, тирания. ...

     Та же болезнь, что развилась в олигархии и ее погубила,  еще  больше  и

сильнее  развивается здесь - из-за своеволия  -  и порабощает  демократию. В

самом   деле,   все   чрезмерное   обычно   вызывает  резкое   изменение   в

противоположную сторону,  будь то состояние  погоды,  растений или  тела. Не

меньше это наблюдается и в государственных устройствах. ...

     Ведь чрезмерная свобода, по-видимому, и для отдельного человека,  и для

государства оборачивается не чем иным, как чрезвычайным рабством. ...

     Так вот, тирания возникает, конечно, не  из какого иного строя,  как из

демократии;  иначе  говоря,  из  крайней  свободы  возникает   величайшее  и

жесточайшее рабство.

     Но  думаю  я,  ты  об  этом  не   спрашивал,   о  том,  какая  болезнь,

встречающаяся в олигархии, так же точно подтачивает  демократию и порабощает

ее. ...

     Этой  болезнью  я считал  появление  особого  рода  людей,  праздных  и

расточительных,  под  предводительством  отчаянных  смельчаков,  за которыми

тянутся  и  не столь  смелые,  мы их уподобили  трутням, часть которых имеет

жало, а часть его лишена.

     Оба   этих  разряда,   чуть  появятся,  вносят   расстройство  в  любой

государственный  строй, как воспаление и желчь - в тело, и хорошему врачу, и

государственному  законодателю  надо заранее  принимать  против них  меры не

менее,  чем  опытному  пчеловоду,  -  главным  образом,  чтобы не  допустить

зарождения трутней, - но, если уж они  появятся, надо вырезать вместе с ними

и соты.

     Разделим мысленно демократическое государство на три части - да это и в

действительности так обстоит. Одну часть составят подобного рода трутни: они

возникают  здесь  хоть  и  вследствие  своеволия,  но  не  меньше,  чем  при

олигархическом строе...

     Там они  не в почете, наоборот, их отстраняют от занимаемых должностей,

и потому им не на чем набить себе руку и набрать силу. А при демократии они,

за  редкими  исключениями, чуть  ли не  стоят во  главе:  самые ядовитые  из

трутней произносят  речи  и действуют,  а  остальные усаживаются  поближе  к

помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе. Выходит, что

при   таком   государственном   строе   всем,   за  исключением   немногого,

распоряжаются подобные люди.

     Из  дельцов  самыми  богатыми  большей  частью  становятся  и  наиболее

собранные по природе. ...

     С них-то трутням всего удобнее собрать побольше меду.

     - Как же его и возьмешь с тех, у кого его мало?

     - Таких богачей обычно называют сотами трутней.

     Третий разряд составляет  народ - те, что трудятся своими руками, чужды

делячества, да и имущества у них не много. Они всего  многочисленнее  и  при

демократическом строе всего влиятельнее, особенно когда соберутся вместе.

     - Да, но у них  нет  желания делать это часто,  если им не достается их

доля меда.

     -  А  разве они не всегда в  доле,  поскольку власти  имеют возможность

отнять  собственность у  имущих и  раздать ее народу, оставив  большую часть

себе?

     - Таким-то способом они всегда получают свою долю. -

     - А разве народ не  привык особенно отличать  кого-то одного, ухаживать

за ним и его возвеличивать?

     - Конечно, привык.

     - Значит,  уж  это-то ясно, что,  когда появляется  тиран, он вырастает

именно из этого корня, то есть как ставленник народа.

     Он тот, кто подымает восстание против обладающих собственностью. ...

     Если он потерпел неудачу, подвергся изгнанию, а  потом вернулся - назло

своим врагам, - то возвращается он уже как законченный тиран.

     В первые дни, вообще  в  первое время он приветливо улыбается всем, кто

бы ему ни встретился, а о  себе утверждает,  что он вовсе не тиран; он  дает

много обещаний  частным лицам и обществу; он  освобождает людей от долгов  и

раздает землю народу и своей свите. Так притворяется он милостивым ко всем и

кротким. ...

     Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иных уничтожит, так

что  они  перестанут  его  беспокоить,  я  думаю,  первой его задачей  будет

постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы  народ испытывал нужду в

предводителе...  да  и  для  того,  чтобы  из-за  налогов  люди  обеднели  и

перебивались со дня на день, меньше злоумышляя против него. ...

     А если он заподозрит кого в вольных мыслях и в отрицании его правления,

то таких людей он уничтожит под  предлогом, будто они  предались неприятелю.

Ради  всего этого  тирану необходимо постоянно  будоражить  всех посредством

войны. ...

     Но такие действия делают его все более и более ненавистным для граждан.

...

     Между  тем   и  некоторые  из  влиятельных  лиц,  способствовавших  его

возвышению, станут  открыто,  да  и в разговорах между  собой  выражать  ему

недовольство всем происходящим - по крайней мере те, кто посмелее. ...

     Чтобы  сохранить за собой власть, тирану придется  их всех  уничтожить,

так что в конце  концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов,  кто

бы на что-то годился. ...

     Значит,  тирану   надо  зорко  следить  за   тем,  кто  мужествен,  кто

великодушен, кто разумен, кто богат. Велико же счастье  тирана: он  поневоле

враждебен всем  этим людям и строит против них козни, пока не очистит от них

государство.

     - Дивное очищение, нечего сказать!

     - Да, оно противоположно  тому, что применяют врачи: те удаляют из тела

все наихудшее, оставляя самое лучшее, здесь же дело обстоит наоборот. -

     О его блаженстве говорит и стоящий перед ним выбор: либо обитать вместе

с толпой негодяев, притом тех, кто его ненавидит, либо проститься с жизнью.

     И не  правда  ли, чем более он  становится ненавистен  гражданам  этими

своими действиями, тем больше требуется ему верных телохранителей?

     - Конечно.

     - А кто ему верен? Откуда их взять?

     - Их налетит сколько угодно, стоит лишь заплатить.

     - Клянусь собакой, мне кажется,  ты опять заговорил о каких-то трутнях,

о чужеземном сброде.

     - Это тебе верно кажется.

     - ...Давай вернемся снова к этому войску тирана, столь многочисленному,

великолепному, пестрому, всегда меняющему свой состав, и посмотрим, на какие

средства оно содержится. ...

     Понимаю: раз народ  породил  тирана,  народу  же и  кормить  его  и его

сподвижников.

     А если народ в негодовании скажет, что взрослый сын не вправе кормиться

за счет отца, скорее уж, наоборот, отец за счет сына, и что отец не для того

родил сына и  поставил  его  на ноги, чтобы  самому,  когда  тот  подрастет,

попасть в рабство к своим же собственным  рабам и кормить и сына, и  рабов и

всякое отрепье? Напротив, раз представитель народа так выдвинулся, народ мог

бы рассчитывать освободиться  от богачей  и так  называемых достойных людей;

теперь же народ велит и ему и его сподвижникам покинуть пределы государства:

как отец выгоняет из дому сына вместе с пьяной ватагой.

     - Народ тогда узнает, клянусь Зевсом, что за тварь он породил, да еще и

любовно вырастил; он убедится, насколько мощны те, кого он пытается  выгнать

своими слабыми силами. -

     -  По  пословице,  "избегая  дыма,  угодишь  в огонь";  так  и народ из

подчинения  свободным людям попадает  в  услужение  к деспотической власти и

свою неумеренную свободу меняет на самое тяжкое и горькое  рабство - рабство

у рабов.

 

 

Книга девятая

 

 

     Остается рассмотреть самого человека при тираническом строе ... ...

     Посмотри же,  что мне хочется  здесь  выяснить: из  тех удовольствий  и

вожделений,  которые  лишены  необходимости,  некоторые  представляются  мне

противозаконными.  Они, пожалуй, присущи  всякому человеку, но, обуздываемые

законами и лучшими вожделениями, либо вовсе исчезают у некоторых людей, либо

ослабевают  и  их  остается мало. Однако  есть и такие  люди,  у которых они

становятся и сильнее, и многочисленнее.

     - О каких вожделениях ты говоришь?

     - О тех, что пробуждаются во время сна, когда дремлет главное, разумное

и  кроткое,  начало  души,  зато начало  дикое,  звероподобное под  влиянием

сытости  и хмеля  вздымается на дыбы, отгоняет от себя  сон и  ищет, как  бы

удовлетворить свой норов. Если ему вздумается, оно не остановится даже перед

попыткой  сойтись с собственной  матерью, да и с кем попало  из людей, богов

или зверей;  оно осквернит себя каким угодно кровопролитием и не воздержится

ни  от  какой  пищи.  Одним  словом, ему  все нипочем  в  его бесстыдстве  и

безрассудстве. -

     Когда человек соблюдает себя  в здоровой воздержанности, он, отходя  ко

сну, пробуждает  свое  разумное  начало,  потчует его прекрасными доводами и

рассуждениями  и таким образом воздействует на свою совесть. Вожделеющее  же

начало он хоть и не морит голодом, но и не удовлетворяет его  до пресыщения:

пусть   оно   успокоится   и  не   тревожит  своими  радостями   и  скорбями

благороднейшее в человеке; пусть это последнее без  помехи, само  по себе, в

совершенной своей чистоте стремится к  исследованию и ощущению того, что ему

еще не известно, будь то прошлое, настоящее или будущее.

     Но мы слишком отклонились в строну, говоря об этом. Мы хотели убедиться

лишь вот в чем: какой-то  страшный, дикий  и беззаконный вид  желаний таится

внутри  каждого человека, даже в тех из  нас, что кажутся вполне умеренными;

это-то и обнаруживается в сновидениях.

     Человек, мой друг, становится полным тираном тогда, когда он пьян,  или

слишком  влюбчив, или же  сошел  с ума от разлития черной  желчи, а  все это

из-за того, что такова его натура, либо привычки, либо то и другое. ...

     По-моему,  после этого  пойдут у них празднества, шествия всей ватагой,

пирушки, заведутся подружки, ну и так далее, ведь тиран-Эрот, обитающий в их

душе, будет править всем, что в ней есть. ...

     С каждым  днем  и  с  каждой  ночью  будут расцветать много  ужаснейших

вожделений, предъявляющих непомерные требования. ...

     Значит, и доходы, если какие и были, скоро иссякнут. ...

     А за этим последуют заклады имущества и сокращение средств. ...

     Когда все истощится, тогда рой раздувшихся  вожделений, угнездившихся в

этих людях, начнет жужжать  и эти  люди,  словно гонимые стрекалом различных

желаний,  а особенно Эротом, впадут в безумие и  будут высматривать,  у кого

что есть и что можно отнять с помощью обмана или насилия. ...

     У  них   настоятельная  потребность  грабить,  иначе  придется  терпеть

невыносимые муки и страдания.

     Раньше,  пока человек  подчинялся обычаям,  законам  и  своему  отцу  и

внутренне  ощущал себя демократом, эти желания  высвобождались у него лишь в

сновидениях; теперь же, когда его тиранит Эрот, человек  навсегда становится

таким, каким изредка  бывал во сне, ему не  удержаться не от убийства, ни от

обжорства, ни  от  проступка,  как  бы  ужасно  все  это  не  было:  посреди

всяческого  безначалия  и  беззакония  в  нем  тиранически  живет Эрот.  Как

единоличный властитель,  он доведет объятого им человека, словно подвластное

ему государство, до  всевозможной дерзости, чтобы  любой ценой удовлетворить

себя,  и  сопровождающую  его  буйную  ватагу,  составившуюся  из  всех  тех

вожделений,  что  нахлынули  на  человека  отчасти  извне,  из  его  дурного

окружения,  отчасти  же  изнутри,  от  бывших  в  нем  самом  такого же рода

вожделений, которые он теперь распустил, дав им волю. -

     Когда подобного рода людей в государстве немного,  а все  прочие мыслят

здраво, те уезжают в чужие земли, служат  там  телохранителями какого-нибудь

тирана  или  в  наемных  войсках,  если  где  идет  война. Когда же подобные

вожделения  проявляются  у  них в мирных условиях,  то у себя на  родине они

творят много зла, хотя и по мелочам. ...

     ...Они  совершают  кражи, подкапываются под стены,  отрезают  кошельки,

раздевают прохожих, святотатствуют, продают людей в рабство. Бывает, что они

занимаются  и  доносами, если  владеют словом, а то и  выступают  с  ложными

показаниями или берут взятки.

     - Нечего  сказать, по мелочам! Так ведь ты выразился о причиняемом  ими

зле, когда этих людей немного?

     -   Да,  по  мелочам,  потому  что  сравнительно  с  великим  злом  это

действительно мелочи, ведь  в смысле вреда и  несчастья для  государства все

это лишено,  как говорится,  того  размаха, каким отличается  тиран. когда в

государстве  наберется много таких  людей  и их последователей и они  ощутят

свою  многочисленность,  то как раз из их  среды  и  рождается  тиран,  чему

способствует безрассудство  народа. Это будет тот из них, кто сам в себе, то

есть в своей душе, носит самого великого и отъявленного тирана.

     Подобного рода  люди таковы и в частной жизни, еще прежде, чем станут у

власти. С  кем бы они ни  вступали в общение,  они  требуют  лести  и полной

готовности к услугам, а когда сами в чем-нибудь нуждаются, тогда так и льнут

к  человеку, без стеснения делая вид, будто с ним близки, но,  чуть добьются

своего, они опять с ним чужие. ...

     Значит, за всю свою жизнь они ни разу ни  с кем не бывали друзьями; они

вечно  либо  господствуют,  либо находятся  в рабстве:  тираническая  натура

никогда не отведывала ни свободы, ни подлинной дружбы.

     Раз отдельный человек подобен государству, то и в нем необходимо должен

быть тот  же порядок: душа его преисполнена  рабством  и низостью,  те же ее

части,  которые  были   наиболее  порядочными,  находятся  в  подчинении,  а

господствует лишь малая ее часть, самая порочная и неистовая. ...

     А ведь рабское и тиранически управляемое государство всего менее делает

то, что хочет. ...

     Значит, и тиранически управляемая душа всего менее  будет делать что ей

вздумается, если  говорить о душе в целом. Всегда подстрекаемая и насилуемая

яростным слепнем, она будет полна смятения и раскаяния.

     Богатым  или  бедным бывает по  необходимости  тиранически  управляемое

государство?

     - Бедным.

     -  Значит,  и тиранически  управляемой  душе  приходится неизбежно быть

всегда бедной и неудовлетворенной. -

     Что  же?  Разве такое  государство  и  такой  человек  не  преисполнены

неизбежно страха? ...

     Где же еще, в каком государстве, по-твоему, больше горя, стонов, плача,

страданий? ...

     А думаешь ли ты, что всего  этого  больше  у кого-нибудь другого, чем у

человека тиранического, неистовствующего из-за своих вожделений и страстей?

     А разве не  в такой  тюрьме  сидит тот тиран, чью  натуру мы разбирали?

Ведь  он полон  множества разных страстей  и страхов;  со своей алчной душой

только он один  во всем государстве не смеет ни выехать куда-либо, ни  пойти

взглянуть на то, до чего охотники все свободнорожденные люди; большей частью

он, словно  женщина, живет  затворником  в своем доме  и  завидует остальным

гражданам,  когда  кто-нибудь  уезжает в чужие  земли и может увидеть что-то

хорошее.

     Вдобавок ко всем этим бедам еще хуже придется тому, кто внутренне плохо

устроен, то есть человеку с тираническими наклонностями, если он не проведет

свою жизнь как частное лицо, а будет вынужден каким-то случаем действительно

стать  тираном  и,  не умея  справляться  с самим собой,  попытается править

другими.  Это  вроде  того,  как   если  бы  человек  слабого  здоровья,  не

справляющийся со  своими болезнями,  проводил свою жизнь не  в уединении, а,

напротив, был бы вынужден бороться и состязаться с другими людьми.

     Значит,... кто подлинно тиран, тот подлинно раб величайшей угодливости и

рабства, вынужденный льстить  самым дурным людям. Ему не удовлетворить своих

вожделений, очень многого ему крайне  не  достает, он  оказывается  поистине

бедняком, если кто сумеет охватить взглядом всю его душу.  Всю свою жизнь он

полон страха, он содрогается и мучается, коль скоро он сходен со строем того

государства, которым управляет. ...

     ...Власть неизбежно делает его завистливым, вероломным, несправедливым,

недружелюбным  и  нечестивым;   он  поддерживает  и  питает  всяческое  зло;

вследствие всего  этого он будет чрезвычайно  несчастен и такими  же сделает

своих близких.

     Раз  государство  подразделяется на три сословия, то  и  в душе каждого

отдельного человека можно различить три начала. ...

     Мы говорили,  что одно  начало -  это то,  посредством которого человек

познает,  другое  -  посредством которого  он  распаляется,  третье же... мы

нарекли вожделеющим  -  из-за  необычайной  силы  вожделений  к еде,  питью,

любовным  утехам  и  всему  тому, что  с  этим  связано.  Сюда  относится  и

сребролюбие,  потому что  для  удовлетворения таких вожделений  очень  нужны

деньги. -

     ...И,  если  бы мы назвали это начало  сребролюбивым и  корыстолюбивым,

разве не было бы справедливым и такое наименование? ...

     Дальше. Не скажем ли мы, что яростный дух всегда и всецело устремлен на

то, что бы взять верх над кем-нибудь, победить и прославиться? ...

     Так что, если мы назовем его честолюбивым и  склонным к  соперничеству,

это будет уместно? ...

     Ну  а то начало, посредством которого мы познаем? Всякому ясно, что оно

всегда  и полностью направлено на  познание истины, то  есть того, в чем она

состоит, а о деньгах и молве заботится менее всего. ...

     Назвав   его  любознательным  и  философским,   мы  обозначили  бы  его

подходящим образом? ...

     Но у одних  людей правит в душе одно начало, у других - другое;  это уж

как придется. ...

     Поэтому  давай прежде всего скажем,  что  есть три рода людей:  одни  -

философы, другие - честолюбцы, третьи - сребролюбцы.

     И что есть три вида удовольствий, соответственно каждому из этих  видов

людей.

     А знаешь,  если у  тебя явится желание  спросить  поочередно этих  трех

людей,  какая жизнь  всего приятнее,  каждый из них  будет  особенно хвалить

свою.  Делец скажет, что в сравнении  с  наживой  удовольствие от почета или

знаний ничего не стоит, разве что из этого можно извлечь доход. -

     А  честолюбец?  Разве он  не  считает, что  удовольствия,  доставляемые

деньгами, -  это  нечто пошлое, а с другой стороны, удовольствия  от знаний,

поскольку наука не приносит почета, - это просто дым? ...

     Чем же, думаем мы, считает философ все прочие удовольствия сравнительно

с познанием истины  -  в чем  она состоит  - и  постоянным расширением своих

знаний в этой области? Разве он не находит,  что все прочее  очень далеко от

удовольствия? Да и в других удовольствиях он ничуть не  нуждается, разве что

их уж нельзя избежать: поэтому-то он и называет их необходимыми.

     Так   посмотри:  из  этих  трех  человек  кто  всего   опытнее   в  тех

удовольствиях, о которых мы говорили? ...

     Философ  намного  превосходит корыстолюбца, ведь ему неизбежно пришлось

отведать того и другого с самого детства...

     Многие почитают богатого человека, мужественного или мудрого, так что в

удовольствии от  почета  все  имеют  опыт  и знают, что  это  такое. А какое

удовольствие  доставляет созерцание бытия,  этого  никому,  кроме  философа,

вкусить не дано.

     Итак,  поскольку имеются три  вида удовольствий, значит, то из них, что

соответствует познающей части души, будет  наиболее полным,  и, в ком из нас

эта часть преобладает, у того и жизнь будет всего приятнее. -

     - Ясно, что удовольствия человека воинственного и честолюбивого ближе к

первым, чем удовольствия приобретателя.

     - Значит, на последнем месте стоят удовольствия корыстолюбца.

     - Конечно.

     -  Итак,  вот  прошли  подряд  как  бы  два  состязания и дважды  вышел

победителем человек справедливый, а несправедливый проиграл.

     Вспомни слова больных...  Они  говорят: нет ничего приятнее,  чем  быть

здоровым. Но до болезни они не замечали, насколько это приятно.

     И если  человек страдает от какой-нибудь  боли, ты слышал, как говорят,

что приятнее всего, когда боль прекращается. -

     И во многих подобных же случаях ты замечаешь, я думаю,  что люди, когда

у них горе, мечтают не о радостях, как о высшем удовольствии, а о том, чтобы

не было горя и наступил бы покой.

     - Покой становится тогда, пожалуй, желанным и приятным.

     -  А  когда   человек   лишается  какой-нибудь  радости,   покой  после

удовольствия будет печален.

     Следовательно,...  покой только тогда  и  будет удовольствием,  если его

сопоставить  со страданием, и,  наоборот, он будет страданием  в сравнении с

удовольствием. Но с подлинным удовольствием  эта  игра воображения не  имеет

ничего общего: в ней нет ровно ничего здравого, это одно наваждение.

     Рассмотри же те удовольствия, которым не  предшествует страдание, а  то

ты,  может  быть,  думаешь,  будто  ныне  самой  природой устроено так,  что

удовольствие  -  это  прекращение  страдания,   а  страдание  -  прекращение

удовольствия.

     Их  много,  и  притом   разных...  возьми  удовольствия,  связанные   с

обонянием:  мы испытываем  их внезапно  с чрезвычайной силой  и  без всякого

предварительного  страдания, а когда  эти удовольствия  прекращаются, они не

оставляют после себя никаких мучений.

     Насчет   удовольствия,   страдания  и  промежуточного   состояния  люди

настроены так,  что, когда их относит в сторону страдания, они судят верно и

подлинно страдают,  но, когда они переходят от  страдания  к  промежуточному

состоянию, они очень склонны  думать, будто  это  приносит удовлетворение  и

радость. Можно  подумать, что  они глядят на серое, сравнивая его с черным и

не  зная  белого,  -  так  заблуждаются  они,  сравнивая   страдание  с  его

отсутствием и не имея опыта в удовольствии. ...

     Вдумайся  вот во  что: голод,  жажда  и тому  подобное -  разве это  не

ощущение состояния пустоты в нашем теле? ...

     А незнание и непонимание - разве это не состояние пустоты в душе? ...

     Подобную пустоту человек заполнил бы, приняв пищу или поумнев. ...

     А  что  было  бы  подлиннее: заполнение более действительным или  менее

действительным бытием? ...

     ...То,  что причастно вечно  тождественному, подлинному и бессмертному,

что само тождественно и возникает  в тождественном,  не находишь ли ты более

действительным, чем  то,  что причастно вечно  изменчивому и смертному,  что

само таково и в таком же возникает?

     Значит, всякого рода попечение о  теле меньше причастно истине и бытию,

чем попечение о душе? ...

     Значит,   то,  что  заполняется  более  действительным  и   само  более

действительно, в  самом  деле заполняется  больше,  чем то, что  заполняется

менее действительным и само менее действительно? ...

     Раз бывает приятно, когда тебя наполняет что-нибудь подходящее по своей

природе,   то  и  действительное   наполнение  чем-то  более  действительным

заставляло   бы  более   действительно  и  подлинно  радоваться   подлинному

удовольствию,  между  тем как добавление менее действительного наполняло  бы

менее  подлинно и  прочно  и  доставляло  бы  менее достоверное и  подлинное

удовольствие. ...

     Значит, у кого нет  опыта в рассудительности и добродетели,  кто  вечно

проводит  время в пирушках и других подобных увеселениях, того, естественно,

относит вниз, а потом опять к середине, и вот так они блуждают всю жизнь. Им

не выйти за эти пределы, ведь они никогда не взирали на подлинно возвышенное

и не возносились к  нему, не наполнялись в  действительности действительным,

не  вкушали  надежного  и  чистого удовольствия;  подобно скоту,  они всегда

смотрят вниз, склонив голову к земле... и к столам: они пасутся, обжираясь и

совокупляясь,  и из-за  жадности  ко всему  этому лягают друг друга, бодаясь

железными  рогами,  забивая  друг  друга  насмерть  копытами,  -  все  из-за

ненасытности,  так  как  они  не заполняют  ничем  действительным ни  своего

действительного начала, ни своей утробы.

     -  Великолепно, - сказал Главкон, - словно прорицатель, изображаешь ты,

Сократ, жизнь большинства.

     Разве не  вызывается  нечто  подобное  и яростным началом  нашей  души?

Человек  творит то же самое либо  из зависти -  вследствие  честолюбия, либо

прибегает к насилию  из-за соперничества,  либо впадает в гнев  из-за своего

тяжелого  нрава,  когда  бессмысленно  и  неразумно  преследует  лишь  одно:

насытиться почестями, победой, яростью. ...

     Отважимся ли  мы  сказать, что  даже там, где господствуют  вожделения,

направленные на корыстолюбие и соперничество,  если они сопутствуют познанию

и  разуму  и вместе с  ним  преследуют  удовольствия,  проверяемые  разумным

началом, они  все же разрешаются  в самых подлинных удовольствиях, поскольку

подлинные удовольствия доступны людям, добивающимся истины? ...

     Стало быть, если вся душа в  целом следует за своим философским началом

и не раздираема  противоречиями, то для  каждой ее части  возможно не только

делать все остальное по  справедливости, но и  находить в  этом свои  особые

удовольствия, самые лучшие и по мере сил самые истинные.

     А  всего дальше  отходит  от разума  то,  что отклоняется  от  закона и

порядка.

     Тиран, избегая закона и  разума, перешел в  запредельную область ложных

удовольствий. Там он и живет,  и телохранителями ему служат какие-то рабские

удовольствия.

     Тогда говорилось, что человеку, полностью несправедливому, выгодно быть

несправедливым при условии, что его считают справедливым”(Платон.Государство).

«Но когда говорят, что бог, будучи благим, становится для кого-нибудь источником зла, с этим всячески надо бороться: никто - ни юноша, ни взрослый, если он стремится к законности в нашем государстве, - не должен ни говорить об этом, ни слушать ни в стихотворном, ни в прозаическом изложении, потому что такое утверждение нечестиво, не полезно нам и противоречит самому себе» (Платно.Государство. Кн.1). 

«Если кто из граждан пожелает в течение большего срока наблюдать жизнь других людей, никакой закон им в этом не может препятствовать. Ведь государство, из-за своей необщительности не ознакомившееся на опыте с хорошими и дурными людьми, никогда не сможет быть достаточно кротким и совершенным. Да и законы невозможно соблюдать, если они будут восприняты не сознательно, а лишь в силу привычки. Среди прочих постоянно выделяются люди с божественным нравом, вполне достойные общения. Правда, их немного, и в государствах с благими законами они встречаются не чаще, чем там, где законы плохи. Человек, живущий в государстве с благими законами, должен постоянно, странствуя по морю и по суше, разыскивать следы таких людей, кто не испорчен, дабы с их помощью укрепить хорошие стороны узаконений, а упущения исправить. Без таких поисков государство не может быть вполне устойчивым, как и тогда, когда поиск выполняется плохо.

Хороший судья должен впитать в себя эти сочинения как средство, предохраняющее от прочих учений, и совершенствовать как самого себя, так и свое государство с целью уготовить хорошим людям сохранение справедливости и ее развитие, а людям дурным - искоренение невежества, распущенности, трусости, короче говоря, всевозможной несправедливости, насколько это в его силах и насколько поддаются исцелению превратные мнения порочных людей» (Платон.Государство, кн.12).

«закон  ставит  своей  целью  не

благоденствие   одного  какого-нибудь   слоя   населения,  но   благо  всего

государства.  То  убеждением,  то силой обеспечивает  он  сплоченность  всех

граждан, делая так, чтобы они были друг  другу взаимно полезны в той мере, в

какой они вообще могут быть полезны для всего общества.  Выдающихся людей он

включает в  государство  не  для  того, чтобы  предоставить  им  возможность

уклоняться куда кто хочет, но чтобы самому пользоваться  ими для  укрепления

государства. ...

     Мы скажем им  так: "Во  всех  других государствах  люди, обратившиеся к

философии, вправе не  принимать участия в государственных делах,  потому что

люди сделались такими само собой, вопреки  государственному строю, а то, что

вырастает само собой, никому не обязано своим питанием и не должно стремится

возместить свои расходы. А  вас родили мы  для вас же самих и для  остальных

граждан,  подобно  тому как  у  пчел среди их  роя  бывают вожди  и цари. Вы

воспитаны  лучше  и  совершеннее,  чем  те  философы,  и  более их  способны

заниматься и тем и другим".

     А  ты  не  думаешь, что  наши питомцы,  слыша  это,  выйдут  из  нашего

повиновения  и  не  пожелают  трудиться,  каждый  в  свой  черед,  вместе  с

гражданами, а предпочтут все время пребывать друг с другом в области чистого

бытия ?

     Так  уж обстоит  дело,  дорогой  мой. Если  ты найдешь  для  тех,  кому

предстоит править, лучший  образ жизни, чем обладание властью,  тогда у тебя

может  осуществиться  государство  с  хорошим  государственным строем.  Ведь

только в  таком государстве будут править те, кто  на самом деле богат -  не

золотом, а тем, чем должен быть богат счастливый: добродетельной и  разумной

жизнью.  Если же бедные и неимущие добиваются доступа к общественным благам,

рассчитывая урвать себе оттуда кусок, тогда не быть добру: власть становится

чем-то таким,  что  можно оспаривать, и подобного  рода домашняя, внутренняя

война губит и участвующих в ней, и остальных граждан.

     А можешь ты назвать какой-нибудь  еще образ жизни, выражающий презрение

к государственным должностям, кроме того, что посвящен истинной философии? (Платон.Государство.Кн.7).

 

Согласно этико-политическим учением древнекитайского мыслителя Конфуция политическая государственная власть является отголоском вечных законов неба, носителем которых является правитель. Поэтому главным принципом политического и морального поведения является исповедание “каждому по заслугам”: “...царь должен быть царем, министр-министром, отец-отцом, сын-сыном”. По мнению другого китайского философа Лао Цзы, жизнь людей не определяется волей неба, а развивается естественным путем - дао. Естественный закон справедливости должен победить, человек должен верить в это и подчиняться ему. Учение древнекитайских мудрецов сущностью морального долга считали необходимость придерживаться должного.

Полемику относительно соотношения политики и морали продолжили классики античной философии - Гераклит, Демокрит, Платон, Аристотель.

В этико-политической доктрине Гераклита доминируют аристократические, антидемократические склонности. Но он считал недопустимой тиранию, выступал за соблюдение законов: “Народ должен бороться за закон, как за свои стены”.

Демокрит толковал сущность политической жизни и политической этики с позиции демократии, которую он считал самой высокой ценностью. Покорение отдельного человека интересам государства - ее моральный долг, в этом заключается суть общественной справедливости. Правитель, который властвует над другими, должен прежде всего научиться властвовать над самим собой. Демокрит доказывал, что источник морали в душе человека, импульсы которого должны контролироваться умом.

Характерным для концепции Платона и Аристотеля е положения о нравственности социального долга. Справедливость у Платона - не только моральная добродетель, а признаки социальной гармонии, общественного равновесия. Такого мнения придерживался и Аристотель. Оба они отождествляли политику и мораль: человек живет ради государства, а не государство для человека. Отдельный индивид как носитель моральных и политических качеств “растворяется в всеобщему”, то есть в государстве. Вместе с тем в их взглядах на соотношение политики и морали есть заметные различия. Согласно Платону, человек, прежде всего, нравственное существо. Ей присущи справедливость, мужество, честность. В совокупности они образуют внутренний мир души человека (микромир). Идеальная, совершенная государство (“Полития”) является воплощением этих добродетелей. Она должна быть основана на моральных принципах. Политика - наука о том, как на основании знания о человеке сделать ее общественное полезным гражданином.

Аристотель, решая проблему взаимоотношений политики и морали, выходил из иного понимания сущности человека. Она, по его мнению, является общественной, то есть политическим существом. Моральные качества человека не являются врожденными, они производятся практическими действиями. Аристотель вводит в политическую этику проблему моральной мотивации и свободы выбора общественной, в т. ч. политического поведения.

Проблемы политики и морали привлекали внимание мыслителей Средневековья. Фома Аквинский, утверждая о божественное происхождение государственной власти, о духовном превосходстве церкви над ней, соответственно трактовал природу моральных норм, сущность этических принципов. Единственный источник морали - всемогущая воля Бога, подчиняться ей - моральный долг каждого человека.

Политизация морали, растворение нравственности в политике, проповедуемые античными мыслителями и их последователям, натолкнулись на сопротивление средневековых и раннебуржуазных теоретиков политической жизни.

Итальянский политический идеолог Н. Макиавелли доказывал принципиальное несовпадение политического и морального миров, в одном из которых, по его мнению, царит общественная целесообразность, в другом - этические убеждения. В реальной политической жизни правитель использует ради достижения своих целей любые средства, в том числе и аморальные - коварство, насилие, убийство, обман и т.п. “Цель оправдывает средства”, - это высказывание Макиавелли стало кредо политического аморалізму (макиавеллизм). Не соглашаясь с тем, что политика должна быть аморальной, утверждал, что она является таковой на самом деле.

Тезис относительно противостояния политики и морали нашла дальнейшее обоснование в трудах английского мыслителя Т. Гоббса, который считал, что общество держится на вражды, ведь человек - эгоистическое существо, руководствуется законом самосохранения. “Война всех против всех” грозит этому закону. Именно поэтому люди в договорный способ образуют государство (“Левиафан”), которая своей волей и принуждением удерживает их от агрессивного соперничества, стремится к единой цели: “Только в государстве существует общий масштаб измерения добродетели и порока”. Под таким углом зрения морали будто растворяется в державництві, лишается ее важнейшей функции - быть автономным регулятором человеческих поступков, осуществлять контроль над властью.

Другой английский философ Дж. Локк, в отличие от Гоббса, утверждал, что от рождения люди склонны к добру, являются равными и независимыми. Именно поэтому они заключают общественный договор, образуют государственные институты и гражданское общество, цель которых - закрепить и гарантировать этот закон. Поэтому “благородная” природа истинной морали делает возможным “умный” государственный строй.

 

Приоритет нравственного начала в общественной жизни отстаивал французский политический мыслитель Же. -Же. Руссо, считая, что человек по своей природе склонен к добру и солидарности. Впрочем, цивилизация, основанная на частной собственности, портит человеческие характеры, обесценивает гражданскую ответственность, нарушает права человека. Руссо доказывал, что существующее социальное неравенство должны уравновешивать безусловная свобода и равенство юридических прав. Именно в этом, по его мнению, ключ к разрешению дилеммы политики и морали.

Особенности взаимодействия властно-политических и моральных факторов выясняли. Кант и Г. -В. -Ф. Гегель. Согласно учению Канта, человек постоянно находится между тем, что продиктовано обществом, политикой, и тем, что диктует свобода, нравственность. Ее внутренняя свобода не нуждается воздействий государства. Наоборот, насколько существующий правопорядок отвечает автономии человеческой свободы, настолько он выступает социальным пространством нравственности. В своем поведении человек должен руководствоваться моральными мотивами, а не практическими потребностями. Гегель, с одной стороны, отождествляет нравственность и политическую действительность (“то, что действительное, то умное”), с другой, на место морального благотворительности ставит санкционированную государством добропорядочность, исследуя конкретные социальные формы, в которых оказывается моральная деятельность человека, ее контакты с государством (семья, корпорация, гражданское общество).

Весомый вклад в осмысление диалектики политики и морали принадлежит К. Марксу, который стремился выяснить общественные основы политических и моральных взглядов, причины социально-политического и морального отчуждения людей. Формула Маркса - “ ... цель, для которой нужны несправедливые средства, - несправедливая цель”. Он выступил против “моралізуючої критики” политики, выяснял условия, изменение которых способна настолько гуманизировать обстоятельства человеческой жизни, что свободное развитие каждого был бы условием развития всех. В то же время Маркс абсолютизував моральные качества такого субъекта общественно-политической жизни, как пролетариат, преувеличивал значение революционного насилия.

В конце XIX - начале XX вв. к проблемам взаимодействия политики и морали обращались В. Конт, Е. Дюркгейм, В. Парето и др. Немецкий теоретик М. Вебер доказывал полное несовпадение политики и морали, в связи с чем его называли “новым Макиавелли”. Смысл политики, отмечает Вебер, достижения и сохранения власти, главный ее средство - насилие. Однако не всегда участие в политике - аморальна. На основе принципов христианской морали (“не убий”, “не произноси ложного свидетельства”) и требований рациональной политической целесообразности (использование насилия и средств принуждения). Вебер предлагал разграничить “мораль убеждения” (Кант) и “мораль ответственности” (Макиавелли).

Проблема соотношения политической целесообразности и моральной оправданности является стержнем современной политической науки, которая исследует моральные аспекты социальной дифференциации общества (Г. Дарендорф, Германия), этический фундамент политики сепаратизма (А. Б'юконен, США), значение моральных регуляторов социально-ответственного государства. Немало современных теоретиков принципиально придерживается позиций Макиавелли и Вебера, подкрепляя их новой аргументацией (Г. Кан, Г. Моска, Ф. Хайек и др.).

 

Во время войны Поппер написал двухтомный труд Открытое общество, который впоследствии назвал своим "вкладом в военные действия". Лейтмотивом этой работы является полемика с классическими авторами, подзаголовок первого тома - Платоново наваждение, второго - Приливная волна пророчеств: Гегель и Маркс. С помощью тщательного анализа текстов Поппер показал, что идеальные государства Платона, Гегеля и Маркса представляют собой тирании, закрытые общества: "В последующем изложении дородовое, основанное на вере в магию, родоплеменное и коллективистское общества будут также называться закрытыми обществами, а общество, в котором индивиды принимают решения самостоятельно, - открытым обществом". Книга Поппера Открытое общество мгновенно получила широкий отклик и была переведена на многие языки. В последующие издания Поппер внес несколько примечаний и добавлений. Более поздние его работы, главным образом эссе, лекции и интервью, развивают некоторые аспекты понятия открытого общества, в частности применительно к политике (метод "поэлементной инженерии", или "последовательных приближений", или "проб и ошибок") и институтам (демократии). По этому вопросу имеется обширная литература, были образованы институты, использующие термин "открытое общество" в своем названии, многие стремились внести в это понятие собственные политические предпочтения.

Билль о правах 1689— «Акт, декларирующий права и свободы подданного и устанавливающий наследование Короны» (англ. Bill of Rights — "An Act declaring the Rights and Liberties of the Subject and Settling the Succession of the Crown") — законодательный акт, принятый парламентом Англии 16/26 декабря 1689 года в результате «Славной революции». Стал одним из первых документов, юридически утвердивших права человека.

В нём были закреплены ограничения прав монарха в пользу высшего органа представительной власти. Король лишался следующих прав:

приостанавливать действие законов либо их исполнение;

устанавливать и взимать налоги на нужды короны;

формировать и содержать постоянную армию в мирное время.

В нём были подтверждены следующие права подданных:

свобода (для протестантов) иметь оружие для самообороны (в количестве, ограниченном для разных социальных классов в разной мере);

свобода подачи петиций королю;

свобода от штрафов и конфискаций имущества без решения суда;

свобода от жестоких и необычных наказаний, от чрезмерно больших штрафов;

свобода слова и дебатов; никакие слушания в Парламенте не могут быть основанием для привлечения к ответственности в суде и не могут быть подвергнуты сомнению за пределами парламента (парламентский иммунитет);

свобода выборов в парламент (в то время лишь для состоятельных граждан) от вмешательства короля.

 

An Act Declaring the Rights and Liberties of the Subject and Settling the Succession of the Crown

Whereas the Lords Spiritual and Temporal and Commons assembled at Westminster, lawfully, fully and freely representing all the estates of the people of this realm, did upon the thirteenth day of February in the year of our Lord one thousand six hundred eighty-eight [old style date] present unto their Majesties, then called and known by the names and style of William and Mary, prince and princess of Orange, being present in their proper persons, a certain declaration in writing made by the said Lords and Commons in the words following, viz.:

Whereas the late King James the Second, by the assistance of divers evil counsellors, judges and ministers employed by him, did endeavour to subvert and extirpate the Protestant religion and the laws and liberties of this kingdom;

By assuming and exercising a power of dispensing with and suspending of laws and the execution of laws without consent of Parliament;

By committing and prosecuting divers worthy prelates for humbly petitioning to be excused from concurring to the said assumed power;

By issuing and causing to be executed a commission under the great seal for erecting a court called the Court of Commissioners for Ecclesiastical Causes;

By levying money for and to the use of the Crown by pretence of prerogative for other time and in other manner than the same was granted by Parliament;

By raising and keeping a standing army within this kingdom in time of peace without consent of Parliament, and quartering soldiers contrary to law;

By causing several good subjects being Protestants to be disarmed at the same time when papists were both armed and employed contrary to law;

By violating the freedom of election of members to serve in Parliament;

By prosecutions in the Court of King's Bench for matters and causes cognizable only in Parliament, and by divers other arbitrary and illegal courses;

And whereas of late years partial corrupt and unqualified persons have been returned and served on juries in trials, and particularly divers jurors in trials for high treason which were not freeholders;

And excessive bail hath been required of persons committed in criminal cases to elude the benefit of the laws made for the liberty of the subjects;

And excessive fines have been imposed;

And illegal and cruel punishments inflicted;

And several grants and promises made of fines and forfeitures before any conviction or judgment against the persons upon whom the same were to be levied;

All which are utterly and directly contrary to the known laws and statutes and freedom of this realm;

And whereas the said late King James the Second having abdicated the government and the throne being thereby vacant, his Highness the prince of Orange (whom it hath pleased Almighty God to make the glorious instrument of delivering this kingdom from popery and arbitrary power) did (by the advice of the Lords Spiritual and Temporal and divers principal persons of the Commons) cause letters to be written to the Lords Spiritual and Temporal being Protestants, and other letters to the several counties, cities, universities, boroughs and cinque ports, for the choosing of such persons to represent them as were of right to be sent to Parliament, to meet and sit at Westminster upon the two and twentieth day of January in this year one thousand six hundred eighty and eight [old style date], in order to such an establishment as that their religion, laws and liberties might not again be in danger of being subverted, upon which letters elections having been accordingly made;

And thereupon the said Lords Spiritual and Temporal and Commons, pursuant to their respective letters and elections, being now assembled in a full and free representative of this nation, taking into their most serious consideration the best means for attaining the ends aforesaid, do in the first place (as their ancestors in like case have usually done) for the vindicating and asserting their ancient rights and liberties declare

That the pretended power of suspending the laws or the execution of laws by regal authority without consent of Parliament is illegal;

That the pretended power of dispensing with laws or the execution of laws by regal authority, as it hath been assumed and exercised of late, is illegal;

That the commission for erecting the late Court of Commissioners for Ecclesiastical Causes, and all other commissions and courts of like nature, are illegal and pernicious;

That levying money for or to the use of the Crown by pretence of prerogative, without grant of Parliament, for longer time, or in other manner than the same is or shall be granted, is illegal;

That it is the right of the subjects to petition the king, and all commitments and prosecutions for such petitioning are illegal;

That the raising or keeping a standing army within the kingdom in time of peace, unless it be with consent of Parliament, is against law;

That the subjects which are Protestants may have arms for their defence suitable to their conditions and as allowed by law;

That election of members of Parliament ought to be free;

That the freedom of speech and debates or proceedings in Parliament ought not to be impeached or questioned in any court or place out of Parliament;

That excessive bail ought not to be required, nor excessive fines imposed, nor cruel and unusual punishments inflicted;

That jurors ought to be duly impanelled and returned, and jurors which pass upon men in trials for high treason ought to be freeholders;

That all grants and promises of fines and forfeitures of particular persons before conviction are illegal and void;

And that for redress of all grievances, and for the amending, strengthening and preserving of the laws, Parliaments ought to be held frequently.

And they do claim, demand and insist upon all and singular the premises as their undoubted rights and liberties, and that no declarations, judgments, doings or proceedings to the prejudice of the people in any of the said premises ought in any wise to be drawn hereafter into consequence or example; to which demand of their rights they are particularly encouraged by the declaration of his Highness the prince of Orange as being the only means for obtaining a full redress and remedy therein. Having therefore an entire confidence that his said Highness the prince of Orange will perfect the deliverance so far advanced by him, and will still preserve them from the violation of their rights which they have here asserted, and from all other attempts upon their religion, rights and liberties, the said Lords Spiritual and Temporal and Commons assembled at Westminster do resolve that William and Mary, prince and princess of Orange, be and be declared king and queen of England, France and Ireland and the dominions thereunto belonging, to hold the crown and royal dignity of the said kingdoms and dominions to them, the said prince and princess, during their lives and the life of the survivor to them, and that the sole and full exercise of the regal power be only in and executed by the said prince of Orange in the names of the said prince and princess during their joint lives, and after their deceases the said crown and royal dignity of the same kingdoms and dominions to be to the heirs of the body of the said princess, and for default of such issue to the Princess Anne of Denmark and the heirs of her body, and for default of such issue to the heirs of the body of the said prince of Orange. And the Lords Spiritual and Temporal and Commons do pray the said prince and princess to accept the same accordingly.

And that the oaths hereafter mentioned be taken by all persons of whom the oaths have allegiance and supremacy might be required by law, instead of them; and that the said oaths of allegiance and supremacy be abrogated.

I, A.B., do sincerely promise and swear that I will be faithful and bear true allegiance to their Majesties King William and Queen Mary. So help me God.

I, A.B., do swear that I do from my heart abhor, detest and abjure as impious and heretical this damnable doctrine and position, that princes excommunicated or deprived by the Pope or any authority of the see of Rome may be deposed or murdered by their subjects or any other whatsoever. And I do declare that no foreign prince, person, prelate, state or potentate hath or ought to have any jurisdiction, power, superiority, pre-eminence or authority, ecclesiastical or spiritual, within this realm. So help me God.

Upon which their said Majesties did accept the crown and royal dignity of the kingdoms of England, France and Ireland, and the dominions thereunto belonging, according to the resolution and desire of the said Lords and Commons contained in the said declaration. And thereupon their Majesties were pleased that the said Lords Spiritual and Temporal and Commons, being the two Houses of Parliament, should continue to sit, and with their Majesties' royal concurrence make effectual provision for the settlement of the religion, laws and liberties of this kingdom, so that the same for the future might not be in danger again of being subverted, to which the said Lords Spiritual and Temporal and Commons did agree, and proceed to act accordingly. Now in pursuance of the premises the said Lords Spiritual and Temporal and Commons in Parliament assembled, for the ratifying, confirming and establishing the said declaration and the articles, clauses, matters and things therein contained by the force of law made in due form by authority of Parliament, do pray that it may be declared and enacted that all and singular the rights and liberties asserted and claimed in the said declaration are the true, ancient and indubitable rights and liberties of the people of this kingdom, and so shall be esteemed, allowed, adjudged, deemed and taken to be; and that all and every the particulars aforesaid shall be firmly and strictly holden and observed as they are expressed in the said declaration, and all officers and ministers whatsoever shall serve their Majesties and their successors according to the same in all time to come. And the said Lords Spiritual and Temporal and Commons, seriously considering how it hath pleased Almighty God in his marvellous providence and merciful goodness to this nation to provide and preserve their said Majesties' royal persons most happily to reign over us upon the throne of their ancestors, for which they render unto him from the bottom of their hearts their humblest thanks and praises, do truly, firmly, assuredly and in the sincerity of their hearts think, and do hereby recognize, acknowledge and declare, that King James the Second having abdicated the government, and their Majesties having accepted the crown and royal dignity as aforesaid, their said Majesties did become, were, are and of right ought to be by the laws of this realm our sovereign liege lord and lady, king and queen of England, France and Ireland and the dominions thereunto belonging, in and to whose princely persons the royal state, crown and dignity of the said realms with all honours, styles, titles, regalities, prerogatives, powers, jurisdictions and authorities to the same belonging and appertaining are most fully, rightfully and entirely invested and incorporated, united and annexed. And for preventing all questions and divisions in this realm by reason of any pretended titles to the crown, and for preserving a certainty in the succession thereof, in and upon which the unity, peace, tranquility and safety of this nation doth under God wholly consist and depend, the said Lords Spiritual and Temporal and Commons do beseech their Majesties that it may be enacted, established and declared, that the crown and regal government of the said kingdoms and dominions, with all and singular the premises thereunto belonging and appertaining, shall be and continue to their said Majesties and the survivor of them during their lives and the life of the survivor of them, and that the entire, perfect and full exercise of the regal power and government be only in and executed by his Majesty in the names of both their Majesties during their joint lives; and after their deceases the said crown and premises shall be and remain to the heirs of the body of her Majesty, and for default of such issue to her Royal Highness the Princess Anne of Denmark and the heirs of the body of his said Majesty; and thereunto the said Lords Spiritual and Temporal and Commons do in the name of all the people aforesaid most humbly and faithfully submit themselves, their heirs and posterities for ever, and do faithfully promise that they will stand to, maintain and defend their said Majesties, and also the limitation and succession of the crown herein specified and contained, to the utmost of their powers with their lives and estates against all persons whatsoever that shall attempt anything to the contrary. And whereas it hath been found by experience that it is inconsistent with the safety and welfare of this Protestant kingdom to be governed by a popish prince, or by any king or queen marrying a papist, the said Lords Spiritual and Temporal and Commons do further pray that it may be enacted, that all and every person and persons that is, are or shall be reconciled to or shall hold communion with the see or Church of Rome, or shall profess the popish religion, or shall marry a papist, shall be excluded and be for ever incapable to inherit, possess or enjoy the crown and government of this realm and Ireland and the dominions thereunto belonging or any part of the same, or to have, use or exercise any regal power, authority or jurisdiction within the same; and in all and every such case or cases the people of these realms shall be and are hereby absolved of their allegiance; and the said crown and government shall from time to time descend to and be enjoyed by such person or persons being Protestants as should have inherited and enjoyed the same in case the said person or persons so reconciled, holding communion or professing or marrying as aforesaid were naturally dead; and that every king and queen of this realm who at any time hereafter shall come to and succeed in the imperial crown of this kingdom shall on the first day of the meeting of the first Parliament next after his or her coming to the crown, sitting in his or her throne in the House of Peers in the presence of the Lords and Commons therein assembled, or at his or her coronation before such person or persons who shall administer the coronation oath to him or her at the time of his or her taking the said oath (which shall first happen), make, subscribe and audibly repeat the declaration mentioned in the statute made in the thirtieth year of the reign of King Charles the Second entitled, _An Act for the more effectual preserving the king's person and government by disabling papists from sitting in either House of Parliament._ But if it shall happen that such king or queen upon his or her succession to the crown of this realm shall be under the age of twelve years, then every such king or queen shall make, subscribe and audibly repeat the same declaration at his or her coronation or the first day of the meeting of the first Parliament as aforesaid which shall first happen after such king or queen shall have attained the said age of twelve years. All which their Majesties are contented and pleased shall be declared, enacted and established by authority of this present Parliament, and shall stand, remain and be the law of this realm for ever; and the same are by their said Majesties, by and with the advice and consent of the Lords Spiritual and Temporal and Commons in Parliament assembled and by the authority of the same, declared, enacted and established accordingly.

II. And be it further declared and enacted by the authority aforesaid, that from and after this present session of Parliament no dispensation by _non obstante_ of or to any statute or any part thereof shall be allowed, but that the same shall be held void and of no effect, except a dispensation be allowed of in such statute, and except in such cases as shall be specially provided for by one or more bill or bills to be passed during this present session of Parliament.

III. Provided that no charter or grant or pardon granted before the three and twentieth day of October in the year of our Lord one thousand six hundred eighty-nine shall be any ways impeached or invalidated by this Act, but that the same shall be and remain of the same force and effect in law and no other than as if this Act had never been made.

ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА

26 августа 1789 г.

Представители французского народа, образовав Национальное собрание и полагая, что невежество, забвение прав человека или пренебрежение ими  являются единственной причиной общественных бедствий и испорченности правительств, приняли решение изложить в торжественной Декларации естественные, неотчуждаемые и священные права человека, чтобы эта Декларация, неизменно пребывая перед взором всех членов общественного союза, постоянно напоминала им их права и обязанности; чтобы действия законодательной и исполнительной власти, которые в любое время можно было бы сравнить с целью каждого политического института, встречали большее уважение; чтобы требования граждан, основанные отныне на простых и неоспоримых принципах, устремлялись к соблюдению Конституции и всеобщему благу. Соответственно, Национальное собрание признает и провозглашает перед лицом и под покровительством Верховного существа следующие права человека и гражданина.

Статья 1

Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Общественные различия могут основываться лишь на общей пользе.

Статья 2

Цель всякого политического союза - обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковые - свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.

Статья 3

Источником суверенной власти является нация. Никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации.

Статья 4

Свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда другому: таким образом, осуществление естественных прав каждого человека ограничено лишь теми пределами, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же правами. Пределы эти могут быть определены только законом.

Статья 5

Закон имеет право запрещать лишь действия, вредные для общества. Все, что не запрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден делать то, что не предписано законом.

Статья 6

Закон есть выражение общей воли. Все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в его создании. Он должен быть единым для всех, охраняет он или карает. Все граждане равны перед ним и поэтому имеют равный доступ ко всем постам, публичным должностям и занятиям сообразно их способностям и без каких-либо иных различий, кроме тех, что обусловлены их добродетелями и способностями.

Статья 7

Никто не может подвергаться обвинению, задержанию или заключению иначе, как в случаях, предусмотренных законом и в предписанных им формах. Тот, кто испрашивает, отдает, исполняет или заставляет исполнять основанные на произволе приказы, подлежит наказанию; но каждый гражданин, вызванный или задержанный в силу закона, должен беспрекословно повиноваться: в случае сопротивления он несет ответственность.

Статья 8

Закон должен устанавливать наказания лишь строго и бесспорно необходимые; никто не может быть наказан иначе, как в силу закона, принятого и обнародованного до совершения правонарушения и надлежаще примененного.

Статья 9

Поскольку каждый считается невиновным, пока его вина не установлена, то в случаях, когда признается нужным арест лица, любые излишне суровые меры, не являющиеся необходимыми, должны строжайше пресекаться законом.

Статья 10

Никто не должен быть притесняем за свои взгляды, даже религиозные, при условии, что их выражение не нарушает общественный порядок, установленный законом.

Статья 11

Свободное выражение мыслей и мнений есть одно из драгоценнейших прав человека; каждый гражданин поэтому может свободно высказываться, писать, печатать, отвечая лишь за злоупотребление этой свободой в случаях, предусмотренных законом.

Статья 12

Для гарантии прав человека и гражданина необходима государственная сила; она создается в интересах всех, а не для личной пользы тех, кому она вверена.

Статья 13

На содержание вооруженной силы и на расходы по управлению необходимы общие взносы; они должны быть равномерно распределены между всеми гражданами сообразно их возможностям.

Статья 14

Все граждане имеют право устанавливать сами или через своих представителей необходимость государственного обложения, добровольно соглашаться на его взимание, следить за его расходованием и определять его долевой размер, основание, порядок и продолжительность взимания.

Статья 15

Общество имеет право требовать у любого должностного лица отчета о его деятельности.

Статья 16

Общество, где не обеспечена гарантия прав и нет разделения властей, не имеет Конституции.

Статья 17

Так как собственность есть право неприкосновенное и священное, никто не может быть лишен ее иначе, как в случае установленной законом явной общественной необходимости и при условии справедливого и предварительного возмещения.

 

Билль о правах (англ. Bill of Rights) — неофициальное название первых десяти поправок к Конституции США, которые закрепляют основные права и свободы человека и гражданина. Поправки были предложены Джеймсом Мэдисоном 25 сентября1789 года на заседании Конгресса США первого созыва и вступили в силу 15 декабря 1791 года. Впервые на общегосударственном уровне единообразно был определён правовой статус гражданина США, очерчены сферы федерального контроля за соблюдением гражданских прав и свобод, которые также впервые в истории конституционного законодательства были построены как запреты и ограничения, наложенные в первую очередь на сами законодательные органы.

Отсутствие в тексте Конституции США статей, гарантирующих гражданские права, уже в первые годы существования американского государства стало одной из основных тем политических разногласий, ассоциировавшихся со специфическими групповыми и партийными интересами. От президента, правительства и конгрессаожидали обещанного ещё Конституционным конвентом правового документа, который гарантировал бы гражданам страны их права и свободы.

На протяжении четырёх лет после принятия Конституции в конгресс стекались многочисленные предложения штатов. Основные из предложенных поправок нашли отражение в подготовленных Джеймсом Мэдисоном дополнениях, содержавших гарантии прав на свободу вероисповедания, слова и печати, свободу собраний, прав на хранение и ношение оружия, на неприкосновенность личности и жилища, на справедливое отправление правосудия и введение суда присяжных. Эти статьи составили десять первых поправок к Конституции США, утверждённых конгрессом 25 сентября 1791 года. После ратификации этих поправок законодательными собраниями штатов с 15 декабря 1791 года, они стали составной частью Конституции США под общим неофициальным названием Билль о правах. Основным автором проекта был Мэдисон, но в подготовке и принятии документа важную роль сыграл также Томас Джефферсон, в то время посол во Франции. Его переписка с Мэдисоном оказала влияние на текст документа.

В проект Билля о правах входило 12 поправок, однако поправка, устанавливающая формулу расчёта количества депутатов в Палате представителей по результатам переписи, которая проходила бы каждые десять лет, так и не была ратифицирована (хотя де-факто подобный принцип применяется и поныне). Вторая поправка, запрещающая вступление в силу законов, изменяющих размер жалования сенаторов и представителей до их переизбрания, вступила в силу только в 1992 году и стала Двадцать седьмой поправкой.

Список поправок

N	Поправка	Дата предложения	Дата вступления в силу
№ 1	Свобода слова, свобода религии, свобода прессы, свобода собраний, право на подачу петиции	25 сентября1789	15 декабря 1791
№ 2	Право хранить и носить оружие	25 сентября1789	15 декабря 1791
№ 3	Запрещено размещать солдат в частных домах без согласия владельца	25 сентября1789	15 декабря 1791
№ 4	Запрет произвольных обысков и арестов	25 сентября1789	15 декабря 1791
№ 5	Право на надлежащее судебное разбирательство, право не принуждаться свидетельствовать против себя, гарантия частной собственности	25 сентября1789	15 декабря 1791
№ 6	Права обвиняемого, в том числе право на суд присяжных	25 сентября1789	15 декабря 1791
№ 7	Право на суд присяжных в гражданских делах	25 сентября1789	15 декабря 1791
№ 8	Запрет чрезмерных залогов и штрафов, жестоких и необычных наказаний	25 сентября1789	15 декабря 1791
№ 9	Перечисление прав в Конституции не должно трактоваться как умаление остальных прав	25 сентября1789	15 декабря 1791
№ 10	Полномочия, которые Конституция прямо не относит к ведению Соединённых Штатов, сохраняются за штатами и гражданами	25 сентября1789	15 декабря 1791

 

В 1951 году в целях разрешения трудностей по объединению в одном договоре гражданских, политических, экономических, социальных и культурных прав было решено подготовить два пакта. После многих лет напряженной работы Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, Международный пакт о гражданских и политических правах и Факультативный протокол к нему были открыты в 1966 г. для подписания и вступили в силу в 1976 г.

Международный билль о правах человека

Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, а такжеМеждународный пакт о гражданских и политических правах и его два факультативных протокола в совокупности с Всеобщей декларацией прав человека составляют Международный билль о правах человека.

В период с 1948 года, когда была принята и провозглашена Всеобщая декларация прав человека, до 1976 года, когда вступили в силу Международные пакты о правах человека, Декларация являлась единственной полностью завершенной частью Международного билля о правах человека. Как Декларация, так и впоследствии Пакты оказали серьезное влияние на умы и деятельность людей и их правительств во всех частях света.

На состоявшейся в Тегеране в 1968 году Международной конференции по правам человека был проведен обзор работы, проделанной за двадцать лет со времени принятия Всеобщей декларации прав человека, и составлена программа на будущее. В принятом на Конференции воззвании торжественно заявляется, что:

1. Настоятельно необходимо, чтобы члены международного сообщества выполняли свои торжественные обязательства соблюдать и поощрять уважение прав человека и основных свобод для всех, без каких-либо различий по признаку расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или других взглядов;

2. Всеобщая декларация прав человека отражает общую договоренность народов мира в отношении неотъемлемых и нерушимых прав каждого человека и является обязательством для членов международного сообщества;

3. Международный пакт о гражданских и политических правах, Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам, Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации, а также другие конвенции и декларации в области прав человека, принятые в рамках Организации Объединенных Наций, специализированных учреждений и региональных межправительственных организаций, установили новые международные принципы и обязательства, которые должны соблюдаться государствами.

Таким образом, в течение более 25 лет Всеобщая декларация прав человека «являлась общим мерилом достижений всех народов и всех стран в области прав человека». Она обрела популярность и завоевала авторитет как в станах, которые присоединились к одному или обоим пактам, так и в тех, которые их не ратифицировали и к ним не присоединились. Ее положения стали правовой основой многих важных решений, принятых органами ООН, они вдохновили разработчиков ряда международных документов в области прав человека как в рамках системы ООН, так и вне ее, оказали значительное влияние на целый ряд многосторонних и двусторонних договоров. Кроме того, они стали основой при подготовке многих новых национальных конституций и сводов национальных законов.

Всеобщая декларация прав человека стала признанным историческим документом, в котором закреплены общие определения человеческого достоинства и человеческих ценностей. Декларация является мерилом достижений всех народов и всех стран в части уважения и соблюдения международных стандартов в области прав человека.

Вступление в силу Пактов, присоединяясь к которым государства берут на себя как юридические, так и моральные обязательства поощрять и защищать права человека и основные свободы ни в коей мере не уменьшили общепризнанного значения Всеобщей декларации. Наоборот, сам факт существования Пактов и наличия в них механизмов, обеспечивающих реализацию прав и свобод, закрепленных в Декларации, придает новую силу самой Декларации.

Кроме того, Всеобщая декларация имеет поистине всеобъемлющий охват, поскольку повсеместно сохраняет свою ценность для каждого члена человеческой семьи, независимо от того, разделяет или нет его правительство эти принципы или ратифицировало оно или нет эти Пакты. С другой стороны, Пакты по своей природе есть ничто иное, как многосторонние конвенции, имеющие юридически обязательный характер только для тех государств, которые принимают их путем ратификации или присоединения.

Во многих важных резолюциях и решениях органов ООН, включая Генеральную Ассамблею и Совет Безопасности, Всеобщая декларация прав человека и один либо оба Пакта берутс за основу.

Почти все международные договоры в области прав человека, принятые органами ООН с 1948 года, основаны на принципах, заложенных во Всеобщей декларация прав человека.

В преамбуле Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах признается, что «согласно Всеобщей декларации прав человека, идеал свободной человеческой личности, свободной от страха и нужды, может быть осуществлен только, если будут созданы такие условия, при которых каждый может пользоваться своими экономическими, социальными и культурными правами, так же как и своими гражданскими и политическими правами».

Аналогичное заявление содержится и в преамбуле Международного пакта о гражданских и политических правах.

В Декларации о защите всех лиц от пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, утвержденной резолюцией 3452 (XXX) Генеральной Ассамблеи от 9 декабря 1975 года, «учитывается статья 5 Всеобщей декларации прав человека и статья 7 Международного пакта о гражданских и политических правах, обе из которых предусматривают, что никто не может подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим достоинство видам обращения и наказания». Это положение нашло дальнейшее развитие с принятием в 1984 году Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания (резолюция 39/46 Генеральной Ассамблеи). Аналогичным образом Декларация о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений, принятая резолюцией 36/55 Генеральной Ассамблеи от 25 ноября 1981 года, четко определяет характер и охват «принципов недискриминации и равенства перед законом и право на свободу мысли, совести, религии или убеждении, провозглашенные во Всеобщей декларации прав человека и в Международных пактах».

Похожая ситуация складывается и в отношении международных договоров в области прав человека, принятых соответствующими организациями, не входящими в систему Организации Объединенных Наций. Например, Конвенция о защите прав человека и основных свобод, принятая Советом Европы в 1950 году в Риме, заканчивается следующими словами:

«Преисполненные решимости, как Правительства европейских государств, движимые единым стремлением и имеющие общее наследие политических традиций, идеалов, свободы и верховенства права, сделать первые шаги на пути обеспечения коллективного осуществления некоторых из прав, изложенных во Всеобщей декларации».

В Статье II Устава Организации африканского единства, принятом в Аддис-Абебе в 1963 году, говорится о том, что одной из целей Организации является «содействие международному сотрудничеству с должным учетом положений Устава ООН и Всеобщей декларации прав человека».

Американская конвенция о правах человека, подписанная Сан-Хосе, Коста-Рика, в 1969 году, в своей преамбуле обязуется уважать принципы, изложенные в Уставе Организации американских государств, Американской декларации прав и обязанностей человека и Всеобщей декларации прав человека.

Судьи Международного уголовного суда нередко упоминают в качестве основы для своих решений принципы Международного билля о правах человека.

Национальные и местные трибуналы часто ссылаются на принципы, изложенные в Международном билле о правах человека. Кроме того, в последние годы в текстах национальных конституций и законодательных актов все чаще стали предусматриваться меры юридической защиты этих принципов. Фактически многие из недавних национальных или местных законодательств создавались на основе положений Всеобщей декларации прав человека и Международных пактов, которые продолжают оставаться ориентиром для всей текущей и будущей деятельности в области прав человека, как на национальном, так и на международном уровне.

Наконец, в принятых путем аккламации Всемирной конференцией по правам человека, в июне 1993 года, Венской декларации и Программе действий приветствовался «прогресс, достигнутый в области кодификации договоров о правах человека», и содержался настоятельный призыв «к универсальной ратификации договоров о правах человека. В адрес всех государств обращается призыв ... по мере возможности избегать делать оговорки». (Часть 1, пункт 26).

Таким образом, Международный билль о правах человека является крупной вехой в истории прав человека, настоящей «Великой хартией», знаменующей собой жизненно важный этап развития человечества: осознанное обретение человеческого достоинства и ценности человеческой жизни.

 

В последнее время ежегодно обрабатывается около 100 тыс. таких обращений, на основе которых правительствам направляются запросы. Дела по обращениям готовятся к рассмотрению органами, наделенными соответствующей компетенцией. Эти органы стремятся обнаружить систематические нарушения, требующие дальнейшего вмешательства ООН.

Дела о систематических нарушениях прав человека («ситуации») изучаются на закрытых заседаниях Комиссией по правам человека. Таким образом, можно сделать вывод, что ООН путем установления стандартов и осуществления прав человека на международном уровне оказала существенное воздействие на улучшение ситуации с правами человека во многих частях мира.

 

Круглый стол «Гражданский контроль за правоохранительными органами и пенитенциарной системой»

04 июля 2006

 Обращение к участникам Большой Восьмерки

   Исходя из того, что демократии не могут эффективно существовать без участия граждан в государственном управлении, а фундаментальный институт свободных выборов служит этой цели только в ограниченные по времени периоды избирательной кампании,

     Принимая во внимание, что механизмы гражданского контроля (НПО, гражданские организации, комиссии по правам человека, уполномоченные, парламентские комиссии и др.) позволяют учитывать мнение граждан на стадии разработки важных для общества решений, тем самым обеспечивая их легитимность и повышая доверие граждан к государственным органам,

     Будучи убежденными в том, что эффективный гражданский контроль способствует достижению высокого уровня соблюдения фундаментальных прав и свобод человека.

     Мы утверждаем, что гражданский контроль стал одним из неотъемлемых элементов демократии, обеспечивающим гражданское участие в периоды между выборами, а также является эффективным инструментом, позволяющим поддерживать безопасность, стабильность общества и государственных институтов, а так же устойчивое демократическое развитие стран. При этом максимальная эффектиность гражданского контроля достигается в случаях, когда государства также развивают и другие инструменты защиты прав человека.

     Мы считаем необходимым принять во внимание, что правоохранительные и пенитенциарные органы наделены исключительными полномочиями по ограничению индивидуальных прав и свобод, но при этом в наименьшей степени подвержены контролю через систему выборов и средств массовой информации, что делает развитие гражданского контроля за правоохранительными органами и пенитенциарными структурами первоочередной задачей. Мы также подчеркиваем, что приоритетом деятельности правоохранительных органов должна быть защита прав человека и ориентация на служение обществу.

     В связи с этим, мы призываем государства Большой Восьмерки всемерно развивать в своих странах институты гражданского контроля, в особенности контроля за пенитенциарными и правоохранительными органами, а так же активно содействовать в создании эффективных механизмов гражданского контроля в других странах и на международном уровне. Устанавливая систему гражданского контроля государства должны уделять особое внимание положению несовершеннолетних и других уязвимых групп.

     Мы рекомендуем государствам Большой Восьмерки:

     1 Обеспечить условия на законодательном и практическом уровнях, для эффективного участия правозащитных и других гражданских механизмов, включая неправительственные организации в осуществлении гражданского контроля на недискриминационной основе, так как именно эти механизмы способны обеспечить высокий уровень профессионализма, а так же независимость и объективность гражданского контроля;

     2. Обеспечить и на законодательном и практическом уровнях беспрепятственный доступ субъектов гражданского контроля к задержанным и заключенным, так как задержанные и заключенные – особо уязвимая группа – должны иметь особые гарантии доступа к средствам защиты, в частности, субъектам гражданского контроля должна быть предоставлена возможность посещать места лишения свободы без предварительного уведомления, самостоятельно выбирать маршрут посещения, беседовать наедине с заключенными и просматривать соответствующую документацию;

     3. Способствовать открытости и прозрачности работы правоохранительных и пенитенциарных органов, в том числе, обязать правоохранительные и пенитенциарные органы на периодической основе (но не реже одного раза в год) готовить и предавать максимальной гласности отчеты о своей деятельности.

     3а. Не допускать создания секретных мест содержания под стражей, равно как и засекречивания нормативно-правовых документов, регулирующих деятельность пенитенциарной системы и правоохранительных органов, в тех частях, которые касаются ограничения прав и свобод человека;

     4. Обеспечить механизмы распространения и обмена информации об опыте контроля во всех странах-участниках. Перенимать прогрессивный опыт стран-участниц Большой Восьмерки и других государств, в области развития институтов гражданского контроля, а так же создавать собственные эффективные механизмы участия неправительственных организаций и граждан  в контроле над деятельностью правоохранительных и пенитенциарных структур;

     5. Создать процедуры, в том числе законодательные, которые бы позволяли учитывать результаты и выводы гражданского контроля для совершенствования работы правоохранительных и пенитенциарных органов, в том числе, обеспечить представительство правозащитных организаций, профессиональных ассоциаций и других представителей общественности в реализации этих процедур;

     6. Использовать результаты гражданского контроля для оценки качества работы правоохранительных и пенитенциарных органов, а так же создавать и развивать механизмы, позволяющие вовлекать граждан в оценку качества работы правоохранительных органов и пенитенциарных структур;

      7. Развивать программы межгосударственного сотрудничества, направленные на развитие институтов гражданского контроля и на усовершенствование деятельности правоохранительных и пенитенциарных институтов, в том числе, развивать систему обученияпредставителей пенитенциарной и правоохранительной систем и неправительственных организаций деятельности гражданского контроля, в том числе внедрять программы изучения международных документов и содействовать передаче моделей эффективного взаимодействия неправительственных организаций и уголовно-исполнительной и правоохранительной систем;

     8. Усиливать международное сотрудничество в области развития контроля за правоохранительными и пенитенциарными структурами, в частности, посредством ратификации Факультативного протокола к Конвенции ООН против пыток, подразумевающего создание системы национальных и международных механизмов гражданского контроля;

     9. Обеспечивать беспрепятственный доступ на свою территорию специальных докладчиков ООН, а так же других международных механизмов, созданных для осуществления контроля за пенитенциарными учреждениями и правоохранительными структурами, а так же строить взаимодействие с этими механизмами на основе принципов открытости. Все места лишения свободы, находящиеся под юрисдикцией того или иного государства, должны быть доступны и открыты для гражданского контроля, независимо от места нахождения этих учреждений.

     Сказанное выше справедливо и строго необходимо для развития механизмов гражданского контроля в других закрытых институтах, куда люди помещаются не на добровольной основе (психиатрические стационары, детские дома, интернаты для людей с умственными ограничениями, военные части и др.).